– Ты всегда хорошо работала, – с улыбкой ответила мадам. – Лучше, чем я ожидала, когда брала тебя. Выпей чаю, детка, – ее голос звучал обнадеживающе, – и перестань смотреть на меня так, словно пришел конец света. Я всего-навсего отправляю тебя в Бат.
– В Бат?
– Да, с шестичасовой почтовой каретой. Я уже купила тебе билет. Ты закончила свою работу? Если нет, я попрошу кого-нибудь из девушек собрать тебе дорожную сумку и уложить остальные вещи в сундук, который отправлю багажом.
– Бат, – рассеянно повторила Мэри.
– Да, Бат. Сейчас он не такой модный, как раньше, но там до сих пор полно магазинов, которые обслуживают местных богачей. И много работы для девушки с твоим умением обращаться с иголкой. У меня еще сохранились связи с несколькими тамошними модистками. Пока Молли собирает твои вещи, я напишу письмо, которое ты возьмешь с собой.
Бат. Значит, ее не выгоняют на улицу. У нее будет работа и, надо полагать, место, где жить. Однако Мэри так и не успела собраться с мыслями и спросить об этом подробнее, потому что мадам закончила разговор.
Вторая половина дня прошла в суматохе, и у Мэри не нашлось времени с кем-нибудь поговорить, если не считать нескольких коротких фраз. Мадам, казалось, была везде одновременно. Она принесла из кладовки сундук и маленькую сумку, которые тщательно очистила от пыли. Отправила Молли поделить вещи Мэри на две части: одну, маленькую, на первые дни, и вторую, которую предполагалось отправить позже.
Когда они с мадам садились в кэб, чтобы ехать в Чипсайд, Джо серьезно подмигнул ей. Это напомнило Мэри об угрозе, которую высказала мадам в отношении увольнения Молли.
– Теперь, когда я уезжаю, – собравшись с духом, сказала она, когда они вышли возле станции почтовых карет, – Молли будет нужна вам еще больше. Вы ведь не выгоните ее теперь, правда?
– Дерзкая девчонка! – бросила мадам, резко отвернувшись от нее.
Мэри поняла, что спорить бесполезно. Судя по хмурому изгибу рта, мадам уже приняла решение. Чем больше они удалялись от магазина, тем сильнее расстраивалась Мэри.
Единственным слабым утешением было то, что ей удалось написать записку на клочке бумаги и тайком сунуть ее под ножницы Молли. В ней Мэри предупреждала подругу, что мадам собирается уволить ее после окончания сезона. Записка могла дать ей шанс подготовиться к этому. Например, выйти замуж за Джо.
Мэри с трудом выбралась из кэба с дорожной сумкой в одной руке и корзинкой с едой, которую собрала для нее Китти, в другой. Но мадам даже не остановилась, чтобы помочь ей. Она быстрым шагом двинулась по дорожке, ведущей к таверне «Двуглавый лебедь», заставляя Мэри торопиться и не отставать от нее.
Когда они вошли во двор, Мэри на мгновение остановилась, пораженная шумом, царившим в этом замкнутом пространстве. Лошади храпели и ржали, пока кучера подводили их к каретам, стоявшим в одну линию под нависающим балконом. Сундуки с грохотом тащили и грузили в багажные отсеки экипажей, время от времени роняя их на булыжную мостовую. Владельцы вещей громко возмущались, получая в ответ поток насмешек от невозмутимых конюхов. Казалось, во дворе стоит сплошная неразбериха. Люди толпами проносились мимо них, одни – торопясь к выходу, другие – с невероятной скоростью появляясь оттуда.
Мэри инстинктивно прижала к себе свои пожитки, как будто они были единственным якорем, который мог обеспечить ей устойчивость в этом бурлящем море человеческих тел.
– Вон твоя карета, – внезапно объявила мадам, нырнув сквозь этот водоворот в сторону одного из небольших экипажей – черной и довольно пыльной кареты с королевскими гербами на дверях.
Подойдя ближе, Мэри увидела, что нижняя половина кареты была не покрыта засохшей грязью, как ей показалось сначала, а выкрашена в унылый коричневый цвет. Ящики с почтой уже поставили на крышу, а кое-что из багажа еще подносили, чтобы погрузить в багажный отсек.
Крупный мужчина в широком зеленом пальто с большими медными пуговицами с важным видом подошел к карете, забрался на козлы и, устроившись там, с царственным видом достал из кармана часы.
Сердце Мэри забилось быстрее.
– Залезай, – сказала мадам Пишо, подтолкнув ее в спину. – Я понимаю, что ты не хочешь уезжать, и сама не хочу с тобой расставаться. Но в Бате тебе, по крайней мере, не будет угрожать этот человек.
– Да, – ответила Мэри, скользнув глазами по облупившейся краске на гербе, делавшей его похожим на раскрошившийся сыр, а затем на мрачноватый интерьер кареты. Сквозь слой пыли, покрывавшей истертый ковер, она с трудом разглядела двойную полоску красного цвета. – Да, – повторила она, пытаясь ободрить себя мыслью о том, что гораздо лучше иметь достойную работу, чем оказаться во власти мужчины, о котором она почти ничего не знает. Уехав их Лондона, она хотя бы избавится от соблазна в его лице. А к Бату она привыкнет. Точно так же, как привыкла к Лондону. – Я хочу жить спокойно, – сказала Мэри и, нагнув голову, залезла внутрь, чтобы занять последнее остававшееся свободным место.
Сумку она поставила на пол между ног, а корзинку – на колени.
– Возьми, – сказала мадам, наклоняясь и протягивая ей монету. – Отдашь это форейтору.
Мэри взяла из протянутой руки мадам потертые полкроны и ощутила прилив благодарности. Мадам не обязана была оплачивать чаевые за место. Если уж на то пошло, она даже не обязана была помогать ей с работой в Бате. Мэри знала, что мадам делает это больше из практических соображений, чем по доброте душевной, и тем не менее с годами она почти полюбила жесткую, деловую женщину, которая так сильно рискнула, взяв ее на работу.