Уже начинало светать, когда Мэри услышала, как хлопнула дверь в холле. Уронив книгу на пол, она вскочила с постели. Она уже не думала о своих обидах из-за того, что лорд Мэттисон хотел заставить ее следовать своим фантазиям. Гораздо важнее было узнать, встретился ли он с лордом Сэндифордом. И что сказал ему этот человек. Смог ли он назвать имя той женщины, которая привела ее в Окэм-Холл, и имеет ли она какое-нибудь отношение к Кингс… вуд? Кингс… комб? Мэри нетерпеливо тряхнула головой. Не важно, как там называлось место, где в последний раз видели Кору. Это ее будущее висело на волоске.
Мэри прошла по коридору и постучала в дверь, ведущую в его спальню. Ей даже не пришло в голову, как это неприлично – бегать по дому в столь ранний час босиком и в одной тонкой ночной рубашке. Она не могла думать ни о чем, кроме того, что удалось разузнать лорду Мэттисону.
Он сидел в кресле у кровати в комнате, которая казалась зеркальным отражением ее спальни, если не считать того, что выглядела она подчеркнуто мужской. Эфраим склонился к его ногам, снимая с хозяина сапоги. Мужчины уставились на Мэри с одинаковым недоумением.
– В чем дело? – выпалил лорд Мэттисон.
Она замерла, услышав в его голосе далеко не приветливые нотки.
Эфраим отставил сапоги в сторону, а лорд Мэттисон встал. Слуга спокойно помог хозяину снять сюртук.
Мэри сглотнула и крепче сжала дверную ручку. Она отвела глаза от лорда Мэттисона, чтобы не видеть, как он раздевается, и остановила взгляд на его бритвенных принадлежностях, лежавших на умывальном столике.
– На сегодня хватит, – отрывисто бросил он.
Мэри снова повернулась к нему и с облегчением поняла, что эти слова относились не к ней, а к Эфраиму.
Когда слуга вышел, она проскользнула в комнату и прижалась спиной к стене.
– Зачем вы здесь? – устало спросил лорд Мэттисон, развязывая шейный платок и роняя его на пол. – Что вы теперь от меня хотите?
Мэри сделала шаг вперед, ударившись об угол гардероба.
– Я… Извините меня, – замялась она, невольно уставившись на треугольник его голого тела, открывшийся, когда он расстегнул рубашку. Ее взгляд зацепился за темные волоски, покрывавшие кожу. – Я… я не стану вас беспокоить, – заикаясь, промямлила она, попятившись к двери.
– Нет, станете, черт побери! – выпалил он и в два счета оказался возле Мэри, схватив ее за руку. – Я не знаю покоя все последние семь лет! И вы не добавите мне его, если уйдете от меня после того, как явились сюда полуголой, заставляя меня думать, – он сглотнул, – давая мне надежду… – Он закрыл глаза и, пробормотав тихое проклятие, резко отпрянул от нее. Отвернувшись, он провел рукой по волосам и снова повернулся к Мэри: – Уходите! Просто уйдите и оставьте меня гореть в моем личном аду.
– Я… я не хочу, – услышала Мэри собственный шепот. Странно, но в ту минуту, когда она увидела, как он расстроен и зол, она вдруг вспомнила, каким добрым он был с ней в минуту ее собственных страданий. Он не бросил ее одну в слезах. Он обнял ее. Успокоил.
Мэри подошла ближе и робко положила руку на плечо лорда Мэттисона. Он стоял к ней спиной, опустив голову и вцепившись руками в край комода. Почувствовав ее прикосновение, он напрягся, но она поняла, что он не хотел ее оттолкнуть.
Он хотел, чтобы она осталась. Даже тогда, когда велел ей уйти.
Его раздирали те же противоречивые чувства, что и ее.
– Это не только ваш ад, – сказала Мэри, шагнув ближе. Ее руки обхватили его вокруг пояса, щека прижалась к его спине. – Он и мой тоже. Я в нем вместе с вами.
Лорд Мэттисон повернулся к ней и, взяв за запястья, отодвинул на расстояние вытянутых рук.
– Но вы не сгораете по мне, верно? Как я сгораю по вас?
«На самом деле он сгорал не по мне», – подумала Мэри. Это та умершая девушка по-прежнему не отпускала его.
– Я имела в виду другое, – возразила она. – Вы и я… – она нахмурилась, пытаясь подобрать слова, – мы в стороне от остального мира. Это так, словно все остальные танцуют сложный менуэт в бальном зале, освещенном тысячами свечей. А мы снаружи на террасе на холоде при свете луны танцуем вальс под музыку, которая слышна только нам одним.
Выражение страдания на лице лорда Мэттисона немного смягчилось. Он обнял Мэри и крепко прижал ее к себе.
– Мне нечего вам сказать, – признался он. – Этот человек не сказал ничего полезного. О-о, он много говорил. – По телу Мэттисона пробежала дрожь, и Мэри, обхватив его талию, изо всех сил прижалась к нему. – Он сказал много такого, что я никогда не смогу повторить. Вещи, от которых меня тошнило. Боже, этот человек отвратителен!
– Это не важно, – сказала Мэри и погладила его по спине, пытаясь успокоить.
Он зарылся лицом в ее волосы и вдохнул их запах, как будто от этого зависела его жизнь. Несколько минут они так и стояли, обняв друг друга.
Когда лорд Мэттисон наконец прошептал: «Позвольте мне поцеловать вас», она не смогла отказать ему. Она просто подняла к нему лицо в молчаливом согласии.
Из его груди вырвался стон облегчения, когда он увидел ее раскрывшиеся навстречу ему губы.
Ощутив, как к ней прижалась твердеющая плоть, Мэри испугалась, но только на минутку. Она слышала много всего от девушек, с которыми работала в маленькой мастерской мадам. Иногда они посмеивались над той частью мужского тела, которая так зависела от их похоти. Поэтому она понимала, что это доказательство нарастающей страсти лорда Мэттисона. Точно так же, как ощущение влажности между ног означало готовность ее тела принять его.
– Я люблю вас, – простонал он, прежде чем поцеловать ее в шею с такой страстью, что Мэри показалось, будто ее кости тают. Он уткнулся носом в ее шею, пальцы принялись развязывать ленты ночной рубашки, чтобы открыть грудь.